Протопресвитер Иоанн Бауманис

Настоящая статья о подвижнике нашей епархии, отце Иоанне Бауманисе (1908-1985), составлена известным исследователем латвийского Православия, Александром Валентиновичем Гаврилиным. Отец Иоанн осуществил большую пасторскую работу в Венесуэле, где он основал пять православных приходов и построил Никольский Кафедральный Собор.

«Неизвестные» латвийские священнослужители: протопресвитер Иоанн (Jānis) Бауманис

21 июня 2008 года в единоверческом храме Рождества Христова в г. Ири (штат Пенсильвания, США) состоялась хиротония во епископа Каракасского, управляющего приходами Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) в Южной Америке, игумена Иоанна (Pēteris Bērziņš, 1957 г. род.). Чин хиротонии совершили митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Илларион, епископ Ирийский Даниил и епископ Кливлендский Петр. Владыка Иоанн стал вторым латышским православным священнослужителем, посланным Промыслом Божием в эту латиноамериканскую страну. 25 декабря (7 января) 1985 года, в день Рождества Христова, в больнице г. Каракас (Венесуэла) скончался клирик (РПЦЗ) с непривычной для местного и русского слуха фамилией – о. Иоанн Бауманис (Jānis Baumanis). Его имя, почитаемое среди православных Южной Америки, совершенно забыто среди соотечественников о. Иоанна. Представляется нужным напомнить жителям Латвии об этом латышском православном священнослужителе, закончившим свой земной путь в далекой Венесуэле.

Янис-Альберт Бауманис родился в семье Яниса Яновича Бауманиса и Миле Яновны Баумане (урожд. Драпан) 1 (14) марта 1908 года в селе Марайском, расположенном в Курганском уезде Тобольской губернии[1]. Почему латышский мальчик родился в далекой Сибири?

Впоследствии Я. Бауманис никогда не касался этого вопроса. Можно предположить, что его родители были высланы в Сибирь во время революции 1905-1907 годов, однако более вероятно, что он родился в семье латышских переселенцев, которые на рубеже XIX-XX веков приехали в Сибирь в поисках земли. Известно, что в прибалтийских губерниях Российской империи было большое количество безземельных крестьян, господствовали высокие цены на землю, поэтому уже с конца XIX века многие латышские крестьяне в поисках свободных земель переселялись в другие российские губернии, в основном на поволжские и сибирские земли. Судя по всему, к числу таких переселенцев принадлежали и родители Я.-А. Бауманиса. Известно, что в сибирском селе, в котором проживали Бауманисы, не было школы, поэтому первым образованием, которое получил Янис-Альберт, было «домашнее», т. е. его обучал грамоте кто-то из членов семьи. В начале 20-х годов XX века семья Бауманисов вернулась на территорию Латвии. 22 июля 1921 года Советская Россия и Латвийская Республика подписали договор о порядке оптации граждан обеих стран и возвращении оптантов на Родину. Это соглашение позволило тем, кто были родом из Латвии, но во время подписания советско-латвийского мирного договора, т. е. к 11 августу 1920 года, находились на территории Советской России, решить вопрос о своем гражданстве и получить права на возвращение на Родину. Для Латвии, потерявшей во время Первой мировой войны значительную часть своего населения, вопрос о возвращении беженцев и оптантов имел принципиальное значение. Благодаря этому договору до 1 сентября 1928 года в Латвию вернулось 236 229 беженцев и оптантов [2], среди которых была и семья Бауманисов.

Приехав в Латвию, Я.-А. Бауманис поступил в основную (6-ти классную) школу Сецеской (Seces pagasts) волости (тогда – Кокнесский уезд, ныне – Айзкрауклский район), в которой после возвращения на Родину проживали его родители. Основной достопримечательностью Сеце была построенная в 1792 году евангелическо-лютеранская церковь, к общине которой принадлежала и семья Бауманисов.

После окончания основной школы Я.-А. Бауманис поступил в Теологический Институт Латвийской Ев.-лютеранской Церкви (ЛЕЛЦ), который готовил молодежь для практической работы в приходах. Уже во время учебы в Институте Бауманис разочаровался в лютеранстве и, после окончания двух курсов, бросил это учебное заведение и перешел в Православие. Он никому не объяснял причин такого решения, однако, судя по всему, оно было хорошо продуманным и бесповоротным, так как впоследствии он не только никогда не жалел об этом своем поступке, но, наоборот, считал его самым важным решением своей жизни.

Начало духовного пути

В октябре 1927 года Янис (Иоанн) Бауманис поступил в Рижскую Духовную семинарию Латвийской Православной Церкви (ЛПЦ). Возобновившая в 1926 году свою работу Рижская Духовная семинария старалась придерживаться семинарским программам дореволюционной России. Основными учебными предметами первого курса являлись: Св. Писание, история Церкви, латышский и русский (церковнославянский) языки, история и география Латвии, литургика и церковное пение. На учебные занятия отводилось 32 часа в неделю. Так как практически все семинаристы работали, учебные занятия проходили после обеда: в будние дни с 16 (иногда с 17) часов до 22 часов, в субботу – с 16 до 18 часов. У семинарии не было общежития, поэтому семинаристы должны были сами заботиться о своем жилье. В исключительных случаях наиболее нуждающимся выплачивалась небольшая стипендия – 20 латов в месяц. Поступающие должны были знать как латышский (официальный язык обучения), так и русский язык, так как отдельные предметы читались на русском языке. В семинарию принимались лица, имевшие среднее (гимназическое) образование, а тем, у кого его не было, нужно было сдавать комплексный вступительный экзамен. Этот экзамен был настолько сложным, что немногие могли его выдержать и поступить в семинарию, поэтому случай с Иоанном Бауманисом был исключением из правил. Из-за острой нехватки священно и церковнослужителей, а также из-за неимения средств на содержание семинарии, вначале учебную программу проходили за два года. С 1931/1932 учебного года курс семинарии стал трехгодичным, поэтому удалось добавить новые учебные предметы (философию, греческий язык и др.) и уменьшить количество учебных часов в неделю с 32 до 28.

Преподавательский состав Рижской Духовной семинарии в основном составляли опытные священнослужители, окончившие курс Духовной Академии. Многие из них имели опыт преподавания в довоенных Рижской Духовной семинарии (о. И. Янсонс, И. П. Михельсон и др.) или Витебской Духовной семинарии (о. Кирилл Зайц). Ректор семинарии протоиерей Иоанн (Jānis) Янсонс преподавал Св. Писание, нравственное богословие и гомилетику; протоиерей Николай Перехвальский – основное, догматическое и сравнительное богословие; протоиерей Кирилл Зайц – литургику, практическое богословие и сектоведение; Д. Я. Рудзитис – историю Церкви, психологию, педагогику и языки; И. П. Михельсон – церковное пение; А. А. Поммерс – географию и историю Латвии.

Кроме освоения учебных дисциплин, все семинаристы должны были написать сочинение на темы, предлагаемые преподавателями семинарии. С целью богослужебной практики семинаристы в храмах Риги принимали участие в богослужениях: пели на клиросе, прислуживали священникам, произносили написанные под руководством преподавателей проповеди. Хор семинаристов был занят в ранних литургиях в Рижском кафедральном Христорождественском соборе, участвовал в богослужениях в других рижских храмах. Требования, предъявляемые к семинаристам, были достаточно высокими, поэтому не все, поступившие в семинарию, могли успешно пройти ее учебную программу. Так, в период с 1926 по 1933 г. в Рижской Духовной семинарии училось 67 воспитанников, однако закончили ее лишь 40 человек[3]. Большая часть семинаристов имела гимназическое образование, поэтому И. Бауманису, закончившему только основную школу, обучение в семинарии стоило больших усилий, о чем свидетельствуют отметки в его аттестате. Тем не менее, несмотря на все трудности, 23 октября 1929 года он успешно окончил курс Рижской Духовной семинарии.

23 декабря 1929 года Иоанн Бауманис обратился к архиепископу Рижскому и всея Латвии Иоанну (Поммерсу) с просьбой благословить его предстоящий брак с Алисой-Александрой Яновной Балтрум. Как указал в своем прошении И. Бауманис, его будущая супруга была дочерью состоятельных православных крестьян, имела среднее образование и была «достаточно музыкальной, чтобы, если будет в этом необходимость, помочь» ему на пастырском поприще[4]. Судя по тому, что они были одногодками (А.-А. Балтрум родилась 23 октября 1908 года), и будущая супруга была родом из усадьбы «Якшени» Серенской волости Екабпилсского уезда, которая граничила с Сецеской волостью, в которой до поступления в Теологический Институт проживал И. Бауманис, молодожены давно знали друг друга, а, возможно, даже учились в одном классе Сецеской основной школы. 6 января 1930 года в Рижском кафедральном Христорождественском соборе состоялось венчание И. Бауманиса с А.-А. Балтрум. Обряд венчания совершил ректор Рижской Духовной семинарии протоиерей Иоанн Янсонс. Две недели спустя (19 января), там же, в кафедральном соборе, произошло еще одно знаменательное событие в жизни Иоанна Бауманиса – архиепископ Рижский и всея Латвии Иоанн (Поммерс) за Божественной Литургией рукоположил его в сан диакона. Перед этим духовный отец И. Бауманиса, игумен Сергий (Подворозник) принял от него торжественную клятву посвящения в сан священнослужителя. 26 января 1930 года в Рижском кафедральном соборе архиепископом Иоанном о. Иоанн Бауманис был рукоположен в сан иерея, о чем письменно засвидетельствовал подводивший о. Иоанна к рукоположению настоятель Рижского Христорождественского собора протоиерей Кирилл Зайц[5]. Священник Иоанн Бауманис был назначен настоятелем Кокоревской Вознесенской церкви.

Православный пастырь Латвии

Кокоревский (Тилженский) приход входил в Резекненское благочиние, однако находился в Абренском уезде (ныне – Пыталовский район Псковской области). Деревня Кокорево (Tilža) была основана в 90-х годах ХIX века. Одной из первых построек в деревни была православная церковно-приходская школа, открытая в 1895 году. Год спустя к этому зданию была пристроена церковь, освященная 8 декабря 1896 года во имя Вознесения Господня (размер храма 10х8,3 м). Так как основное население деревни составляли переселившиеся из Лифлянской губернии латышские православные крестьяне, службу в храме совершали латышские православные священники, первыми из которых были латышский миссионер Полоцко-Витебской епархии о. Петр Лиепинь и настоятель Балвской во имя Успения Божией Матери церкви о. Андрей Мазур, так как Кокаревская церковь считалась приписным храмом Балвского прихода. Самостоятельный латышский Кокаревский (Тилженский) приход был открыт в 1910 году. При церкви было 41,5 гектаров земли и причтовый дом, в котором и поселилась семья Бауманисов[6]. В начале 1930-х годов Кокаревский храм имел 654 прихожанина. В Тилжи была 6-ти классная основная школа, в которой в марте 1930 года о. Иоанн начал преподавать Закон Божий.

старая православная церковь г. Лимбажи в честь св. Александра Невского

Решением Синода ЛПЦ от 9 февраля 1931 года о. Иоанн Бауманис был назначен настоятелем Лимбажской Александро-Невской церкви. Следует отметить, что Лимбажская православная община, в которую входили не только православные, живущие в самом городе, но и крестьяне волостей, расположенных вокруг Лимбажи (Умурги, Ладе, Катвару, Набе, Стирне, Вайнажу, Аугстрозе, Скулте, Лиепупе), в 20-30-х годах XX века отличалась очень стабильным численным составом. В 1929 году в общине было 837 верующих, в 1930 году – 847 человек, в 1933 году – 828 человек, в 1934 году – 825 человек, в 1938 году – 852 человека[7]. Ежегодно в Лимбажском православном храме крестили 11 детей, достаточно стабильной была и динамика венчаний: в период с 1919 года по 1934 год – 6 пар в год, в 1938 году – 10 пар. Отличался только 1929 год, в который было совершено только одно венчание. Количество отпеваний в период с 1919 года по 1938 год колебалось от 9 до 11 человек в год. Рекордным был 1919 год – 22 умерших, что было связано с тем, что в 1919 году на территории Латвии еще продолжались военные действия [8]. Стабильность численного состава Лимбажской общины была заслугой опытных священно и церковнослужителей, служивших в Александро-Невской церкви. Предшественник о. Иоанна, протоиерей Алексий Колосов прослужил настоятелем Лимбажского Св. Александро-Невского храма 17 лет. Именно благодаря ему православная община Лимбажи успешно прошла через тяжелейшие потрясения Первой мировой войны, немецкой оккупации, большевицкого режима, периода гонений на ЛПЦ в 1919-1926 гг. В 1930 году после продолжительной болезни о. Алексий попросил Синод ЛПЦ уволить его за штат. 11 августа 1930 года Синод удовлетворил его просьбу с условием, что он останется настоятелем Лимбажского храма до тех пор, пока ему будет найдена достойная замена [9]. Сам факт того, что о. Иоанн унаследовал место опытного, всеми уважаемого пастыря свидетельствовал о том, что, несмотря на молодость о. Иоанна (в 1931 году ему было только 23 года), Синод ЛПЦ был полностью уверен в его пастырских и организаторских способностях.

Духовная дружба на всю жизнь

С первого дня служения о. Иоанна Бауманиса в Лимбажи у него установились самые теплые, даже дружеские отношения с псаломщиком церкви – Янисом (Иоанном) Гарклавсом (1898-1982). Молодой священник признавал авторитет опытного псаломщика, и во всех вопросах приходской жизни неизменно следовал его советам. Именно о. Иоанн Бауманис, сам недавно закончивший семинарию, склонил Яниса Гарклавса к мысли о необходимости получения систематического богословского образования и уговорил псаломщика Лимбажского храма в 1933 году поступить в Рижскую Духовную семинарию. Как писал о. Иоанн Бауманис, псаломщик Янис Гарклавс не может не заслуживать уважения, так как «свои обязанности всегда выполнял и выполняет по чистому велению сердца, не считаясь ни со временем, ни с материальными затратами… Благодаря этому Янис Гарклавс заслужил любовь и благодарность прихожан, моего предшественника протоиерея Алексия Колосова, а также и мою любовь и благодарность» [10]. Дружба между о. Иоанном Бауманисом и Янисом Гарклавсом (с 1943 г. – епископом Рижским Иоанном), зародившаяся в Лимбажи, связала их на всю жизнь и во многом предопределила судьбу о. Иоанна Бауманиса.

Несмотря на свою молодость, о. Иоанн Бауманис очень скоро после назначения на Лимбажский приход заслужил доверие не только своих прихожан, но и всех жителей Лимбажи. В марте 1931 года о. Иоанн начал преподавать Закон Божий в Лимбажской основной (6-ти классной) школе, с сентября 1932 года – и в Лимбажской государственной гимназии, 6 сентября 1932 года был назначен священником 8 Валмиерского полка айзсаргов. С декабря 1932 года, помимо Лимбажского прихода, о. Иоанн Бауманис окормлял и Ледургский приход. В Лимбажи в семье Бауманисов появились первые дети: в 1931 году Алиса-Александра родила сына Георгия, в 1932 году – дочь Ирину. Благодаря своей открытости, доброжелательности, душевности молодой симпатичный священник вскоре стал любимцем всего города. Когда в конце 1937 года прихожане Лимбажской Александро-Невской церкви узнали, что распоряжением Синода ЛПЦ о. Иоанн переводится на Карздабский и Лидерский приходы, они обратились в Синод с просьбой оставить о. Иоанна в Лимбажи. В решение этого вопроса вмешалось Городское управление, которое со своей стороны попросило митрополита Августина (Петерсонса) отменить распоряжение Синода о переводе о. Иоанна [11]. Митрополит не внял просьбам верующих Лимбажи и городских властей, и о. Иоанн Бауманис 1 января 1938 года был переведен в Карздабу, однако сам факт такого обращения Городского управления к главе ЛПЦ свидетельствует о том, что о. Иоанн стал авторитетом для всех жителей Лимбажи.

В основанном в 1846 году Карздабском приходе Покровской церкви (построена в 1875 г.) в 1938 году было 2 332 православных, в Лидерском (Лезернском) приходе (открыт в 1847 году, церковь во имя Сретения Господня была освящена в 1878 году) – 1 530 человек[12], поэтому нагрузка о. Иоанна резко увеличилась. Кроме этих приходов, с 15 ноября 1940 года о. Иоанн Бауманис обслуживал также приход Яунелгавской во имя Преображения Господня церкви (приход открыт в 1857 г., храм был построен в 1896-1897 гг.), в котором к 1940 году было около 70 прихожан. Несмотря на небольшую численность православных Яунелгавы, о. Иоанн регулярно проделывал путь от Карздабы до Яунелгавы, чтобы совершить для них богослужение.

17 января 1941 года в Карздабе в семье Бауманисов появился на свет третий ребенок – сын Андрей.

Под советской оккупацией

В тяжелейший год коммунистического режима (июнь 1940-июнь 1941 гг.) положение семьи Бауманисов резко ухудшилось. По словам очевидца этих событий латвийского православного священника Георгия Бенигсена (1915-1993), летом 1940 года «комедия народной воли присоединения Прибалтики к Советскому Союзу разыграна, комедия пошлая, с дешевой режиссурой. Маленькие конфликты на границе, и первые советские танки входят в города Прибалтики. Мы еще хотим верить в эволюцию, стараемся видеть в красноармейцах «своих», но от участия в «народных восторгах», очень жидких и очень пьяных, воздерживаемся. Проходят неделя, две, месяц… Даже веселые физиономии становятся более вытянутыми, хотя «народные восторги» принимают все более грандиозные формы… Наши ряды начинают понемногу редеть. Многие уходят с тем, чтобы кануть в неизвестность. Ночью их уводят агенты НКВД, оставляя в квартире щемящий душу след многочасового обыска… Их жизнь кончается. Начинается житие, исповедничество, мученичество, о котором нам еще не дано знать. Ибо потом мы видели только брошенные трупы других заключенных, безмолвно говорившие нам о тех страданиях, которые должны были понести за Христа наши дорогие друзья. Так шли недели, месяцы, унося друзей, сгущая мрак и тоску, сковывая ум и сердце безвыходностью. Каждую ночь ждешь, не придут ли за тобой. В каждом знакомом начинаешь видеть осведомителя. В глазах всякого, говорящего с тобой, видишь огонек подозрительности и недоверия. СТРАХ – это самое жуткое рабство из всего сущего, вот краеугольный камень, на котором построена эта нечеловеческая система»[13]. Люди начали «пропадать» с первых дней нового политического режима. Отдельные аресты были проведены уже в июне, первые массовые аресты – 19-20 июля 1940 года. Они затронули в основном так называемых «белогвардейцев», то есть русскую эмиграцию в Латвии (в эти дни было расстреляно 29 «белых» эмигрантов).

Общее количество арестованных по политическим мотивам за год советского режима в Латвии было следующим: в июле 1940 года – 141 человек, в августе – 300 человек, в сентябре – 291 человек, в октябре – 507 человек, в ноябре – 331 человек, в декабре – 236 человек; в январе 1941 года – 268 человек, в феврале – 290 человек, в марте – 281 человек, в апреле – 288 человек, в мае – 288 человек, в июне – 3 991 человек (плюс только14 июня было арестовано 5 625 человек и 15 424 человека было депортировано в Сибирь), в июле – 75 человек[14].Репрессии затронули и православных клириков. В 1940-1941 годах ЛПЦ потеряла почти восьмую часть своего причта.

Следует заметить, что один только факт того, что о. Иоанн Бауманис когда-то состоял в организации айзсаргов, мог в любой момент послужить для органов НКВД поводом для его ареста. Думается, что о. Иоанн знал об этом, тем не менее, даже не пытался скрываться, продолжая выполнять свои пастырские обязанности.

Как правило, советские пограничные зоны контролировались особенно тщательно, поэтому в них церкви полностью закрывались. Однако сразу же ликвидировать около 3 350 приходов на оккупированных Красной армией в 1939-1940 годах территориях было нереально, кроме того, нужно было учитывать и то обстоятельство, что германская армия уже стояла у границы СССР, поэтому для советской власти было слишком рискованно закрытиями церквей вызвать массовое недовольство приграничного населения[15]. В результате, от обычной практики закрытия и разрушения храмов, массовых арестов духовенства пришлось отказаться. Была выбрана другая тактика – административного, психологического и экономического давления на верующих и духовенство, которая, по мнению советского руководства, неизбежно приведет к закрытию церквей, однако не вызовет массового недовольства населения, которое к моменту закрытия храмов психологически уже будет подготовлено к этой акции.

С первых дней советской власти в Латвии было развернуто наступление на религию и Церковь. Летом 1940 года было запрещено преподавание религии, т. е. Закона Божия, в школах, в свою очередь в учебные программы вводится изучение истории народов СССР и уроки политической учебы. По словам комиссара Народного просвещения ЛССР Юлия Лациса, «Народный Комиссариат просвещения выгнал священников из советской школы»[16]. В июле 1940 года были закрыты Теологические факультеты Латвийского Университета и другие богословские учебные заведения, то есть в Латвии была прекращена подготовка священников. Церковь больше не могла использовать радио, были запрещены религиозные средства массовой информации, из публичных библиотек была изъята религиозная литература. Было полностью запрещено социальное служение Церкви: работа с детьми и молодежью, миссионерская работа, издательская деятельность. В целом, запрещалась всякая церковная деятельность вне церковных стен. Эта деятельность рассматривалась как пропаганда, право на которую отныне имели только атеисты. Деятельность священников вне церковных стен ограничивалась посещением больных и умирающих, но только членов своего прихода. На все другое требовалось получить специальное разрешение местных органов советской власти, которые, в свою очередь, его, разумеется, не выдавали. Для того, чтобы лишить население возможности посещать богослужения, общественные мероприятия стали проводить в основном в воскресные дни.

27 февраля 1941 года в газете ЦК ЛКП (б) «Cīņa» («Борьба») была напечатана редакционная статья под заголовком «Безбожники организуются». В статье отмечалось, что организация «безбожников» провела в Латвийской ССР основную организационную работу, во все уезды разосланы инструкции, обязующие повсеместно создать эти общества, до 1 марта кружки «безбожников» должны быть созданы во всех трудовых коллективах и зарегистрированы в «Союзе активных безбожников» («Aktīvo bezdievju savienība»)[17]. Уже в начале 1941 года были проведены вечера, на которых прочитаны лекции о пагубности религии, а члены кружков «безбожников» рассказали всем собравшимся, как они стали атеистами [18]. С этого момента методы психологического давления на верующих и духовенство приобретают уже самые грубые, даже разнузданные формы: в дни христианских праздников проводятся шумные собрания и митинги, на которых публично клеймятся «религия – род духовной сивухи» и ее служители – «крепостники в рясах»[19]; на улице священники подвергаются издевательствами; священников непрерывно вызывают в органы советской и партийной власти, где они страдают от грубости и унижения; молодежь пытается срывать богослужения, бьет окна в церквях, забрасывает священников комками грязи и камнями и т. п.[20] Эта травля происходила с молчаливого согласия советской администрации, которая даже приветствовала проведение подобных акций, поэтому в случаях, когда духовенство обращалось за защитой в местные органы власти, работники советских и партийных организаций, как правило, всю вину за акты хулиганства и вандализма по отношению к храмам и духовенству возлагали на самих священников, которые, якобы, провоцировали население. Церковь не имела никаких средств, чтобы как-то противоборствовать этой кампании. Особенно тяжелым было положение священников сельских приходов, которым невозможно было спрятаться от усиленного внимания местных органов власти и «трудящихся-безбожников».

В начале 1941 года была проведена серия публичных судебных процессов над священниками, которые обвинялись в «вымогательстве у трудящихся» денег за венчание, за погребение и за совершение других церковных треб[21], после которых уже никто из священников под страхом уголовного наказания больше не рисковал брать от прихожан не только плату за требы, но даже принимать добровольные пожертвования. Помимо административного и психологического террора против духовенства, призванного сломить его дух и заставить принять идеологические установки коммунистического режима, Церковь испытывала и сильнейший экономический нажим. По «Закону о земле» Церковь потеряла большую часть своей земельной собственности, а за оставшиеся в пользовании приходов участки земли (не более 30 гектаров на приход) приходилось платить постоянно растущий налог. По инициативе местной администрации и партийных организаций несколько церквей были закрыты и переоборудованы под клубы, склады и т.п. В связи с национализацией 28 октября 1940 года частных домов в печати была развернута дискуссия о рациональном использовании домов причта, в результате которой прошла волна принудительного выселения причта из этих домов. 20 марта 1941 года Совет Народных Комиссаров ЛССР объявил все движимое и недвижимое церковное имущество «народным состоянием», за пользование которым Церковь впредь должна была уплачивать налог, пропорциональный размеру используемого имущества (т. е. храма), и налог с земли, на которой стояло церковное строение. Отдельный налог должны были платить и члены причта. Причем налоги нужно было выплачивать за период, начиная с 1 января 1940 года. Многие малочисленные общины были просто не в силах заплатить эти налоги, что давало повод местной администрации поднимать вопрос о закрытии церквей.

В период коммунистического режима, когда многие священники, чтобы не привлекать к себе внимание, старались не проявлять особой активности, о. Иоанн Бауманис, даже не получая за это никакого материального вознаграждения, мужественно продолжал окормлять своих прихожан. В апреле 1941 года о. Иоанн был временно командирован в Елгавский Св. Симеона и Анны собор, чтобы заменить заболевшего настоятеля собора, протоиерея Николая Пятницкого. Так как о. Николай так и не смог восстановиться после болезни, митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский, 1897-1944) 14 мая 1941 года назначил настоятелем Елгавского Симеоно-Аннинского собора о. Иоанна Бауманиса. 7 мая 1941 года о. Иоанн попросил епископа Мадонского Александра (Витолса, 1876-1942) освободить его от обслуживания Яунелгавского прихода, так как из-за неудобства сообщения между Елгавой и Яунелгавой и огромной нагрузки в Елгаве он просто физически не мог окормлять два прихода[22]. Его просьба была удовлетворена только во время немецкой оккупации – 20 мая 1942 года, однако, помимо Елгавского собора, впредь о. Иоанн должен был обслуживать православный приход в Угале. Кроме этого, о. Иоанн преподавал также Закон Божий в Елгавской городской основной школе, во 2-ой Елгавской средней школе и в Елгавском Государственном Учительском Институте.

Следует отметить, что назначение о. Иоанна настоятелем Симеоно-Аннинского кафедрального собора было далеко не случайным. Построенный в 1774-1780 годах по проекту Б. Растрелли и перестроенный в 1890-1892 годах архитектором Н. Чагиным храм во имя Свв. Симеона и Анны в Елгаве считался одним из красивейших храмов ЛПЦ. Несмотря на то, что этот православный приход принадлежал к числу лишь численно средних приходов (в 20-30-х годах XX века количество прихожан Симеоно-Аннинского собора не превышало 900 человек), о службе в этом храме мечтали все латвийские священники. Кроме того, этот храм считался кафедрой епископа Елгавского (с 6 июля 1942 года – архиепископ) Иакова (Карпса, 1865-1943). Именно поэтому назначение о. Иоанна настоятелем Елгавского собора было равносильно высокой оценке церковным руководством его пастырских способностей.

При фашистском режиме

Большинство населения Латвии встречало германские войска, как освободителей от коммунистической диктатуры. В отличие от коммунистов, нацисты, стараясь использовать Церковь в своей пропагандистской работе, не ограничивали ее деятельность. И только со временем люди поняли, что новый оккупационный режим принес им не только освобождение от коммунистической диктатуры, не только религиозную свободу, но и новые лишения: разветвленную сеть тюрем, концентрационных лагерей, еврейских гетто; массовое уничтожение еврейского населения; стремительный рост инфляции; строгий контроль произведенной продукции и реквизиции продовольствия; карточную систему (с сентября 1941 года – на продовольствие, позднее – на промышленные товары); комендантский час и ограничение передвижения; трудовую повинность для всех жителей в возрасте от 18 до 45 лет; принудительный вывоз на работу в Германию; мобилизацию в Латышский легион СС и др. По словам священника Георгия Бенигсена, «немцы мало, в чем отставали от своих предшественников, хватая людей без разбора, по первому подозрению, лишая их свободы и жизни, отсылая на рабский труд в Германию. Несчастный страдалец народ»[1].

13 июля 1942 года благочинный Елгавского округа о. Иоанн Гарклавс подал прошение на имя настоятеля Вильнюсского Св. Духовского монастыря митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского) о зачислении в состав братии обители, чтобы там под руководством преподавателей Вильнюсских Богословских курсов подготовиться к хиротонии в сан епископа. Елгавский благочинный округ остался без управляющего. Распоряжением митрополита Сергия о. Иоанн Гарклавс 2 августа 1942 года передал все дела по Елгавскому благочинию священнику Иоанну Бауманису[2], который 5 августа 1942 года был назначен благочинным Елгавского округа.

В округе было 12 приходов: Дундагский, Кульциемский, Колкасрагский, Вентспилсский, Угальский, Талсинский, Валдемарпилсский, приходы церквей Свв. Симеона и Анны, Успения Пресвятой Богородицы и Св. Николая в Елгаве, Баусский и Тукумсский приходы. Помимо ведения делопроизводства благочиния, о. Иоанну сразу же после нового назначения пришлось решать вопрос об обслуживании приходов, оставленных о. Иоанном Гарклавсом – Дундагского, Кульциемского, Колкасрагского, Вентспилсского, Талсинского и Валдемарпилсского. Так как большая группа латвийских священнослужителей был занята в Псковской Православной Миссии, найти замену о. Иоанну Гарклавсу было невозможно, поэтому о. Иоанн Бауманис стал окормлять 8 (!) приходов. Можно только удивляться, как в условиях военного времени, когда передвижение по дорогам было строго ограничено, а в период действия комендантского часа было просто запрещено, когда крайне трудно было найти попутный транспорт, о. Иоанн Бауманис мерил расстояние в 30-50 км, регулярно приезжал на службу во все восемь храмов, которые находились на его попечении, совершал богослужения, все необходимые церковные требы – прием исповеди, крещения детей, отпевания умерших и др., беседовал с прихожанами, решал с приходскими Советами хозяйственные вопросы, вел все делопроизводство Елгавского благочинного округа и др. Он испытывал почти непосильную физическую нагрузку, с которой, впрочем, не только успешно справлялся, но даже успевал регулярно писать статьи в издаваемый о. Николаем Виеглайсом православный журнал «Dzīvības Vārds».

27 февраля 1943 года в Рижском Христорождественском кафедральном соборе состоялась хиротония о. Иоанна (Гарклавса) в епископа Рижского. Одно из первых мест, которое посетил епископ Иоанн в качестве главы Латвийской епархии, был его родной город – Лимбажи. В этой поездке Владыку Иоанна сопровождал бывший настоятель Лимбажского прихода о. Иоанн Бауманис. 15-16 мая в Лимбажском храме прошли торжества по поводу приезда «своего» Владыки и «своего» священника.. Визит закончился Божественной Литургией, проведенной архиереем в Преображенском храме, и совместной трапезой в приходском доме православных Лимбажи с епископом Иоанном, которая вылилась «в свободный обмен мнениями и пение народных песен, что придало встрече домашнюю обстановку». Как отметил в своей заметке об этом событии протоиерей Иоанн Бауманис, «все присутствующие ощущали свое единство, ощущали себя детьми единого Отца Небесного и хочется только пожелать, чтобы это чудное настроение долго не проходило среди прихожан Лимбажского прихода»[25].

В следующие субботу – воскресенье, 22-23 мая 1943 года, епископ Иоанн посетил другое, дорогое ему место – Дундагу. И в этой поездке, уже в качестве Елгавского благочинного, Владыку также сопровождал о. Иоанн Бауманис. 22 мая Владыка Иоанн совершил в Дундагской церкви Всенощную, а на следующий день – Божественную Литургию. По словам о. Иоанна Бауманиса, после службы архиерей обратился к собравшимся с речью, в которой подчеркнул, что Дундагский православный приход не может гордиться своей многочисленностью, однако является «большим» по своей любви к Православию и к нему самому – к своему пастырю, как к проповеднику Православия. Епископ Иоанн отметил, что здесь, в Дундаге, он «учился познавать людей и их труд, здесь я прошел высшую школу, которую называют школой жизни, здесь, появившись, как чужестранец, я чувствовал себя, как дома, и уходил я отсюда, расставаясь с близкими мне людьми. Общая работа, общие идеи сблизили нас, мы объединились в одно неделимое целое, и если сегодня меня смущают мои духовные дети, то и я чувствую себя их должником за ту непритворную любовь, которую я получил от своих духовных детей»[26]. И в дальнейшем о. Иоанн Бауманис часто сопровождал Владыку Иоанна в его поездках по приходам Латвийской епархии. Епископ Иоанн дорожил своей многолетней дружбой с о. Иоанном, поэтому, приглашая его принять участие в архиерейских богослужениях, не только отмечал пастырские способности Елгавского благочинного, но и показывал тем самым, что испытывает потребность в общении с близким, понимающим его с полуслова, человеком.

Очень вероятно, что на этом фото еп. Иоанн (Гарклавс) запечатлен рядом с похожим на него о. Иоанном Бауманисом.

За свою добросовестную службу священник Иоанн Бауманис был отмечен рядом церковных наград: в 1936 году – набедренником, в 1940 году – скуфьей, в 1942 году – камилавкой. Распоряжение епископа Рижского Иоанна (Гарклавса) от 3 июня 1944 года о. Иоанну Бауманису «за верное и усердное служение Св. Православной Церкви» был присвоен сан протоиерея [27].

Летом 1944 года войска 1-ого Прибалтийского фронта начали наступление в направлении Каунаса и Даугавпилса. 18 июля Красная армия вышла к границе Латвии, взяв Шкяуне (юго-восточнее Краславы). До начала августа советские войска заняли всю территорию Латгалии (Восточной Латвии), а 30 июля, заняв в результате упорных боев Елгаву, Добеле и Тукумс, вышли у Клапкалнциемса к Рижскому заливу. В результате контрнаступления Вермахта советские войска были вынуждены оставить берег залива и Тукумс, однако уже в середине сентября закрепились на линии: от границы с Эстонией вдоль реки Гауи к ее истокам, Цесвайне-Мадона, Плявиняс-Бауска, Елгава-Добеле и мимо Ауце – к границе с Литвой.

Война вновь ворвалась в Латвийскую епархию и, по мере приближения военных действий, повсеместно эвакуируются латвийские приходы и беженцы, размещенные на их территории. В июле 1944 года нацистские власти вывезли из Литвы Заместителя экзарха архиепископа Даниила. В своем письме из Германии, датированным 21 июля, он написал, что «чрезвычайные обстоятельства вынудили при содействии Генерального Комиссариата покинуть Литву, держа путь в Саксонию. Пришлось горько пожалеть, что из Ковно не держал путь на север, хотя бы на Шавли, тогда бы не был бы в тупике, толкнувшим меня к переезду чрез границу… Нравственно страдаю: мой отъезд внес замешательство в церковную жизнь экзархата. Если является необходимость, то пусть Владыка Иоанн официально вступит в заместительство экзарха»[28].

Несмотря на все трудности, Епархиальный Совет пытался сделать все, чтобы процесс эвакуации не превратился в хаос, а носил организованный характер. По словам епископа Иоанна (Гарклавса), так как рейхсмарка полностью обесценилась, в конце лета 1944 года, «вся хозяйственная деятельность канцелярии экзархата сводилась к замене денежной наличности на товар, в частности, к приобретению материала для изготовления свечей, икон, к закупке крестиков, молитвенников и других брошюр духовного содержания». К концу сентября 1944 года, когда из Риги был вывезен начальник хозяйственного отдела канцелярии экзархата о. Николай Виеглайс, в кассе канцелярии осталось только 405,68 рейхсмарок, которые начальник отдела под расписку передал своему заместителю А. М. Котону[29].

Согласно плану германского командования, разработанному в начале 1944 года, в случае приближения линии фронта к латвийской земле, ее необходимо было в течение четырех недель полностью обезлюдеть, однако стремительное наступление Красной армии позволило только частично реализовать этот план. Прежде всего, предполагалось вывезти всех квалифицированных специалистов, необходимых нацистскому режиму, а также тех, кто активно сотрудничал с режимом, в том числе и духовенство. С августа 1944 года территорию Латвии могли покинуть все лица, старше 48 лет, однако крайне мало было таких, которые воспользовались этой возможностью. В результате, большая часть эвакуированных с территории Латвии людей были вывезены против их воли, с участием сил полиции и полевой жандармерии. Так, например, в период с 5 по 9 октября 1944 года в Риге была проведена полицейская акция по массовому задержанию всего трудоспособного населения, в результате которой в Германию было насильственно вывезено 20 тысяч жителей Латвии[30].

Уже в августе некоторые латвийские православные священники были эвакуированы за пределы Латвии. Так, по распоряжению германских властей 17 августа за пределы Латвийской епархии были вывезены настоятель Даугавпилсского Св. Александро-Невского собора священник Леонид Ладинский и настоятель Рижской Св. Иоанновской церкви протоиерей Феодор Михайлов[31].

Елгаву, как крупный железнодорожный центр, советская авиация периодически бомбила уже с осени 1943 года, однако наиболее опустошительной бомбардировке город подвергся в конце июля 1944 года. Во время воздушного налета 28 июля о. Иоанн вместе со своей семьей переехал в Валгундский Спасо-Преображенский монастырь. Он надеялся сразу же после окончания бомбардировки вернуться обратно в город, поэтому члены семьи даже не захватили с собой никаких вещей, однако оказалось, что возвращаться было уже некуда: во время налета бомбы были сброшены и на Симеоно-Аннинскую церковь, в храме вспыхнул пожар, после которого от него остались только обгоревшие руины, а на сам город стремительно наступала Красная армия (взяла Елгаву 31 июля 1944 года).

Руины Собора свв. Симеона и Анны в Елагве

Вскоре семье Бауманисов, как и всем обитателям Спаса-Преображенской обители, пришлось покинуть и монастырь, который оказался в прифронтовой зоне. Две недели семья Бауманисов скиталась по лесам, пока, наконец, 29 августа не добралась до Риги. Сообщив об этом епископу Иоанну, о. Иоанн Бауманис попросил назначить его на любой приход, находящийся на территории, еще неконтролируемой советскими войсками[32]. Однако в условиях, когда Красная армия была уже на подступах к переполненной беженцами Риге, найти вакантный приход было уже невозможно. Так как семье Бауманисов было негде остановиться в Риге, Владыка Иоанн пригласил семью своего друга пожить на архиерейской даче в Озолкалнсе, на которой в маленьком трехкомнатном домике проживал сам Владыка, его мать Анна Гарклавс и подросток Сергей Кожевников.

Красную армию большинство населения Латвии ожидало со смешанными чувствами. С одной стороны, нацистская власть не вызывала симпатий, кроме того, люди устали от войны и хотели только одного – мира, хотя бы какой-то стабильности. С другой стороны, все хорошо помнили ужасы 1940-1941 годов, о которых регулярно напоминала нацистская пропаганда, поэтому и коммунистическая власть не вызывала никаких симпатий, и ее возвращение ожидалось со страхом. Не следует забывать, что, несмотря на то, что официальная советская пропаганда постоянно говорила о том, что Красная армия освобождала «свою территорию», т. е. территорию Латвийской ССР, оккупированную нацистами, фактически и советские войска, и советские органы безопасности смотрели на Латвию, как на территорию противника и, соответственно, на ее население, как на потенциально враждебное советской власти.

По распоряжению, данному Министерством занятых восточных территорий рейхскомиссариату Остланд, в случае эвакуации с территории Прибалтики германских войск необходимо было «позаботиться о том, чтобы не оставлять православное духовенство и особенно высших сановников с целью исключения возможности их пропагандистского использования Советами»[33]. Осенью 1944 года германское командование уже понимало, что Ригу удержать не удастся, поэтому развернуло широкомасштабную эвакуацию из города войск и государственных учреждений, гражданского населения, а также приступило к выполнению вышеупомятого распоряжения.

Насильственная эвакуация

22 сентября 1944 года из Риги в Лиепаю насильственно был вывезен епископ Иоанн (Гарклавс), а уже в начале октября была развернута массовая эвакуация населения города. Следует отметить, что большинство православных клириков не имели возможности выбора, так как вывозились германскими властями в принудительном порядке.

13 октября 1944 года советские войска взяли Ригу, а, начиная с 16 октября, группа армий «Север» (с января 1945 года – группа армий «Курлянд») была блокирована в Курземе, и образовался так называемый «Курляндский котел», в котором было сосредоточено от 200 до 500 тысяч немецких солдат (к моменту капитуляции 9 мая 1945 года в Курземе находилось 203 тысячи солдат), 230 тысяч местных жителей и 185 тысяч беженцев. Курземский плацдарм не имел стратегического значения, однако Гитлер приказал удерживать Курземе любой ценой, чтобы оттянуть от главных направлений по возможности крупные силы советских войск.

В результате эвакуации в начале октября в Лиепаю прибыли о. Николай Виеглайс с семьей, о. Виктор и о. Арсений Колиберские, о. Николай Перехвальский, о. Иоанн Легкий, о. Петр Кудринский, о. Петр Михайлов, семь иподиаконов и др. Все они примкнули к высланному раннее в Лиепаю епископу Рижскому Иоанну (Гарклавсу). К этой же группе присоединился и о. Иоанн Бауманис с семьей. Он привез Владыке зимние вещи, облачение митрополита Сергия (Воскресенского) и мешок сухарей, который епископ Иоанн, будучи предусмотрительным человеком, собрал, проживая на даче в Озолкансе. В целом, вместе с церковнослужителями и членами семей духовенства, в группу епископа Иоанна входило около 30 человек. В Лиепае уже никто из членов этой группы не сомневался, что дни нацистской Германии сочтены, поэтому все понимали, что дальнейший путь на Запад – это эмиграция, то есть отъезд в неизвестность, на чужбину.

Осенью 1944 года Лиепая, которую каждый день бомбила советская авиация, была переполнена германскими войсками и латвийскими беженцами. 2 ноября военный комендант Лиепаи отдал распоряжение, по которому все незанятое на военных работах население должно было оставить город. По словам архимандрита Кирилла (Начиса), который во время войны находился в Лиепае, «осенью 1944 года в городе стало беспокойно. Либаву, как и всю окруженную группировку немцев, сильно бомбили. Большинство горожан покинуло город, перебравшись в окрестные селения. Я выехал в сельскую местность… В ноябре-декабре немцы дали предписание всему местному населению покинуть Латвию. Началась эвакуация. Оставаться дальше на хуторе было нельзя. Во время эвакуации немцы забирали всех подряд, горожан, хуторян, и, не спрашивая, вывозили в Германию»[34].

9 октября рано утром от Лиепаи отошло судно, на борту которого находилось 2 тысячи человек, среди которых были епископ Рижский Иоанн и группа латвийских православных священников со своими семьями, в том числе и семья о. Иоанна Бауманиса[35]. По воспоминаниям протоиерея Сергия Гарклавса, пароход отошел от Лиепайского порта еще до рассвета: «Было прекрасное утро. Море было таким спокойным, как зеркало. Огромное, красно-оранжевое солнце медленно поднималось над горизонтом, разбрасывая свои лучи в спокойной воде. Вдруг заревела сирена и в небе появились советские самолеты. Их было пять или шесть. Бомбы взрывались вдоль обоих бортов корабля, поднимая фонтаны воды и пены и раскачивая судно. Ничего другого не оставалось, как тесно прижаться к палубе и ждать. Хотя и было сброшено много бомб, ни одна из них не попала в наш корабль – все мимо. Уберегла нас Матерь Божия – пароход остался целым и невредимым, а ведь достаточно было всего одной бомбы… Возблагодарили Господа Бога, и корабль продолжил движение по своему курсу. Вечером судно пришло в Данциг (Гданьск)»[36].

Закончилась эвакуация, началась эмиграция…

Среди послевоенных беженцев

Из Гданьска группа латвийских священников через Шнайдемюле проследовала в Судетский городок Яблонец. Следует отметить, что это не противоречило плану германских властей, по которому предполагалось разместить беженцев из Латвии главным образом в районе Мекленбурга и в Судетах. Осенью 1944 году этому плану еще старались придерживаться, поэтому отдельные группы латвийских беженцев и эвакуированных направлялись именно в эти регионы, однако без указания конкретных мест размещения[37]. По словам протоиерея Сергия Гарклавса, Яблонец предложил Владыка Иоанн (Гарклавс), так как туда его пригласил католический священник Иоганес, с которым он познакомился в Риге[38]. Думается, не только знакомством с яблонецким католическим священником можно объяснить это решение епископа Иоанна. Он знал, что недалеко от Яблонца, в лагере Фридрихсвальд (рядом с городом Райхенбергом) остановился вместе с несколькими литовскими клириками Заместитель экзарха, архиепископ Ковенский Даниил (Юзвьюк), поэтому, разумеется, хотел быть ближе к своим братьям. Следует отметить, что Судеты в 1944 году стали основным местом эвакуации православного епископата. Помимо архиепископа Даниила, в 1944 году в Судеты были также эвакуированы: митрополит Минский и Белорусский Пантелеимон (Рожновский), архиепископ Белостокский и Гродненский Венедикт (Бобковский), архиепископ Могилевский и Мстиславский Филофей (Нарко), епископ Смоленский и Брянский Стефан (Севбо) и епископ Витебский Афанасий (Мартос)[39]. Однако определяющим в выборе епископа Иоанна (Гарклавса) был тот факт, что он наверняка знал, что, так как священник Иоганес находился в Риге, в Старокатолической церкви в Яблонце, которую он обслуживал, не совершались богослужения. Владыку Иоанна совсем не интересовали какие-то житейские проблемы, неизбежные в условиях эвакуации. Главным для него был его пастырский долг, и, прежде всего, возможность совершения богослужений.

22 октября 1944 года латвийская группа прибыла в Яблонец, где епископ Иоанн получил разрешение на совершение православных богослужений в местной Старокатолической церкви. Поблизости с церковью не было свободных помещений для ночлега, поэтому староста Старокатолической церкви посоветовал латвийским священникам переехать в фабричный поселок Иоганнесберг (Хонсберк), находившийся в семи километрах от Яблонца. По воспоминаниям протоиерея Сергия Гарклавса, в этом поселке для ночлега удалось найти большой чердак, пол которого перестелили соломой[40]. На следующий день все переехали в гостиницу «Шорм», в которой им предоставили две комнаты: маленькую для епископа, его матери и Тихвинской иконы, и большую комнату, в которой разместились все остальные. В целом, в группу епископа Иоанна в Иоганнесберге входило 26 человек.

Эвакуированные получали продовольственные карточки. Количество продуктов, выдаваемых по ним, лишь позволяло не умереть с голода. Кроме того, ежемесячно за проживание в гостинице нужно было платить 100 рейхсмарок. Поэтому мужчины латвийской группы, в том числе и о. Иоанн Бауманис, устроились на работу, на местную металлургическую фабрику «Эмил Пойкерт». Протоиерею Иоанну Бауманису было тяжелее всех, ведь ему нужно было думать о том, как накормить трех малолетних детей и супругу, которая носила под сердцем четвертого ребенка. Наравне с другими священниками, он работал на заводе и регулярно служил в Яблонецкой церкви.

Каждые субботу-воскресенье латвийские священники служили в Яблонецкой Старокатолической церкви богослужения, читали акафисты и произносили проповеди[41]. На все службы в храм приносилась Тихвинская икона. Было только одно неудобство: от Иоганнесберга до Яблонца по рабочим дня курсировал трамвай – один рейс утром и один рейс вечером, однако по воскресным дням трамвай не курсировал, поэтому расстояние в семь километров приходилось проделывать пешком. Владыка боялся оставлять Тихвинскую икону в закрытой церкви, поэтому на каждую воскресную службу все семь километров икону несли на руках, а после окончания службы относили обратно в гостиницу. По словам протоиерея Сергия Гарклавса, на службы регулярно приходило около 100 человек – православные чехи, румыны, украинцы, русские, греки. Последних было больше всех, так как недалеко от Яблонца находился так наз. «Лагерь греков», в котором проживало несколько сот человек, в основном, православных по вероисповеданию, которые до приезда в Яблонец латвийских священников не имели возможности посещать православные богослужения.

Несмотря на все материальные трудности, начиная с мая 1945 года всем священникам и церковнослужителям, служившим в Старокатолической церкви, стало выплачиваться жалованье. Ежемесячное жалованье священника никогда не превышало более чем скромной суммы в 250 рейхсмарок[42], жалованье иподиакона – 150 марок, однако сам факт выплаты жалованья был несомненной заслугой епископа Иоанна, который сам при этом вел почти полуголодный образ жизни.

Постепенно жизнь латвийских священников вошла в свою размеренную колею: в будние дни – утренняя молитва и работа на фабрике, после работы – отдых и вечерняя молитва с акафистом; по выходным дня – богослужения в Старокатолической церкви и совершение церковных треб. Практически после каждой службы священники совершали обряд крещения детей, крестилось и много взрослых, не имевших такой возможности до приезда в Яблонец латвийских священников. По воскресным дням было много и венчаний.

25 марта 1945 года в семье протоиерея Иоанна Бауманиса родилась дочь Мария, крестным отцом которой стал Владыка Иоанн. Мария Баумане стала самым младшим членом латвийской группы и, поэтому, всеобщей любимицей[43].

Весной 1945 года война вновь настигла латвийских беженцев, на этот раз уже на территории Чехословакии. Несмотря на военные действия, службы в Старокатолической церкви по-прежнему совершались каждые субботу-воскресенье. В начале мая в Иоганнесберге появились первые советские солдаты. По словам протоиерея Сергия Гарклавса, солдаты 1945 года, в отличие от советских войск, стоявших на территории Латвии в 1940-1941 годах, не относились агрессивно к православному духовенству, однако не испытывали к «попам» и особой симпатии. Вначале все солдаты призывали священников поскорее возвращаться домой, однако позднее многие советские военные в откровенных беседах советовали священникам особенно не торопиться с возвращением, намекая на то, что отношение к религии и верующим в СССР осталось прежним [44].

Латвийским священникам нужно было решать, что делать дальше. Оставаться в Чехословакии, в которой чем дальше, тем больше оформлялась советская власть, знакомая латвийцам по 1940-1941 годам, было невозможно. Возвращаться на Родину или же попытаться попасть в западную оккупационную зону, то есть обречь себя на эмиграцию? В этой обстановке епископ Иоанн принял решение попытаться перебраться в западную зону оккупации, и большинство членов латвийской группы, в том числе и о. Иоанн Бауманис, это решение поддержали. У протоиерея Иоанна Бауманиса не было сомнений в правильности такого решения: он безоговорочно признавал авторитет епископа Иоанна и был готов следовать за ним куда угодно. Отказались ехать только три священника: о. Петр Михайлов, о. Петр Кудринский и о. Николай Лапикен. Впоследствии, после возвращения в Латвию, они были репрессированы органами НКВД.

В лагере DP

27 августа 1945 года группа епископа Иоанна выехала из Иоганнеберга в Прагу, а оттуда – в американскую зону оккупации. Американские власти распределили их в лагерь DP (перемешенных лиц), расположенный в Баварии. 31 августа латвийские священники прибыли в городок Амберг, рядом с которым находился этот лагерь. В десятках лагерей DP нашли свое прибежище сотни тысяч бывших военнопленных, «восточных рабочих», беженцев и эвакуированных, участников антисоветских вооруженных формирований, русские эмигранты «первой волны», выехавшие из России еще в 20-х годах XX века. Многим из них приходилось по 5-6 лет ожидать в лагерях решения своей участи, находясь в постоянном страхе перед возможной репатриацией в СССР. Как правило, лагеря оборудовались на базе бывших казарм Вермахта или же специально для перемещенных лиц сооружались временные деревянные постройки (бараки), однако численность DP, размещенных в этих помещениях, всегда превышала все допустимые нормы, поэтому бытовые условия в лагерях были очень тяжелыми.

Grim-faced refugees stand in a group on a street in La Gleize, Belgium on Jan. 2, 1945. They are waiting to be transported from the war-torn town after its recapture by American forces during the German thrust into the Belgium-Luxembourg salient. (AP Photo/Peter J. Carroll)

Жителям лагерей по месту работы выдавались продовольственные карточки, которые отоваривались в лагере. В каждом лагере работали кухни, которые, согласно нормам, полагающимся по продовольственным карточкам, кормили перемещенных лиц так, что никто не умирал с голода, однако никто никогда и не испытывал состояния сытости. Помимо борьбы за существование, всех перемещенных лиц волновал вопрос их выдачи в СССР, что для многих означало верную гибель. По словам о. Георгия Бенигсена, «члены советских репатриационных комиссий, как хищные звери, безнаказанно рыскают по союзным оккупационным зонам в поисках несчастных жертв. Бедные русские люди предпочитают самоубийство возвращению на родину. Затравленные, запуганные до полусмерти, они мечутся с места на место, не зная, что готовит им завтрашний день, не видя нигде друзей и защитников»[45 ]. По воспоминаниям эмигрантов, прошедших через подобные лагеря, «все люди тогда были напуганы, часто душевно больны, и помощь опытного священника была им необходима. Ведь понимали же тогда, что такая жизнь неестественна, и долго продолжаться не может – это только какой-то антракт между двумя действиями. Над первым, зловещим, занавес опустился, а над вторым еще не поднялся. А кто мог помочь страдающим людям? Только молитва священника – доброй души. Без этой помощи человек страдал и погибал»[46].

В лагере у Амберга один барак был выделен под лютеранскую и католическую церкви, православные же службы до приезда группы епископа Иоанна не совершались. По просьбе епископа Иоанна администрация лагеря 10 сентября 1945 года отдала православным первый этаж дома, в котором проживали латвийские священники – «продолговатую комнату с прилегающей к ней меньшей комнатой». По словам епископа Иоанна, маленькая комната «была оборудована в виде алтаря с устроением примитивного иконостаса, а большая комната отведена для молящихся». Все работы по переоборудованию этих помещений под православный храм были проведены под руководством протоиереев Николая Виеглайса и Иоанна Бауманиса, освятил храм протоиерей Иоанн Легкий. После освящения в храме ежедневно совершали богослужения (в отдельные дни служили два-три раза в день), на которые приходили около 50 жителей лагеря. Если в сентябре все службы (Литургии, Всенощные бдения, молебны, акафисты) совершались только на церковнославянском языке, то с 21 октября Литургии проводились как на церковнославянском, так и на латышском языке[47]. Как вспоминали обитатели лагерей, «церкви были центром, объединявшим эмигрантов всех мастей – не риторически, как множество «объединений», а практической солидарностью. Строили их как-то мигом, в складчину, кто идеей, кто молотком, кто кистью, а кто прекрасным голосом. Всегда находились мастера. В беженских лагерях из консервных банок умудрялись делать люстры, появлялся кто-то, кто умел ставить купол; кто-нибудь за блок сигарет доставал краски; из рельсового железа получались колокола, находились иконы, и возникал настоящий православный храм, и дух его был общерадостным»[48]. Следует отметить, что большинство перемещенных лиц не могли оплатить услуги духовенства, поэтому священники в лагерях, как правило, служили безвозмездно. В 1946 году Советы лагерных приходов попытались ввести ежемесячное самообложение прихожан в размере 0,50 марок с человека, однако, так как православные не могли заплатить даже эту мизерную сумму, решения о самообложении прихожан пришлось отменить. В результате, лагерное православное духовенство в материальном отношении ничем не отличались от своей обездоленной паствы.

По словам протоиерея Леонида Ладинского, постоянные православные приходы в лагерях DP американской зоны стали создаваться в 1946 году, «когда беженская масса стала распределяться по определенным лагерям, в связи с чем появилась возможность регистрации прихожан». В январе 1946 года образовался приход в Динкельсбюле (прот. Л. Ладинский). Богослужения совершались в католическом капуцинском монастыре, затем в лютеранской городской кирхе. Одновременно был создан приход в Нордлингене (прот. Л. Ладинский), который обслуживался поочередно прот. Л. Ладинским и свящ. М. Желнероноком. Богослужения совершались в кладбищенской лютеранской кирхе, снятой в аренду и приспособленной для православных богослужений. В середине января 1946 года организовался приход в Вюрцбурге. Богослужения в Вюрцбурге совершались протоиереем Л. Ладинским сначала в лютеранской лагерной кирхе, а в июне приходом была отремонтирована конюшня, в которой и оборудуется постоянная церковь. К этому времени в Вюрцбург переехал протоиерей И. Бауманис, которому и было передано заведование этим приходом. В целом, к концу 1947 года православные приходы, обслуживаемые священниками, подчиненными епископу Иоанну (Гарклавсу), действовали в следующих лагерях DP американской зоны: Hersbruck, Dinkelsbühl, Ansbach, Walk, Weiden (бывший Eichstätt), Würzburg, Klein-Kötz (бывший Lauingen), Dillingen, Memmingen, Schorndorf (бывший Bad Mergentheim), Fulda (Hessen) [49]. В начале 1948 года православное духовенство во главе с епископом Иоанном обслуживало 18 постоянных лагерных приходов, а также отдельные группы православных, которые не имели возможности в своих лагерях зарегистрировать приходы (общее количество прихожан – 2 800 человек)[50]. Кроме того, во всех школах, открытых в лагерях, священники преподавали Закон Божий. Все обитатели лагерей жили в ожидании эмиграции. Как правило, перемещенные лица, проживавшие в американской зоне оккупации, старались переехать в США, Австралию или другие англоязычные страны, так как в американской зоне повсеместно действовали курсы по обучению английскому языку. Процесс оформления документов на эмиграцию в США обычно растягивался на 2-4 года. Не все могли выдержать это ожидание. Протоиерей Иоанн Бауманис был первым из латвийского православного духовенства, который решился на эмиграцию. На его попечении были четверо малолетних детей, между тем, как приход в Вюрцбурге, как и все лагерные приходы, не мог материально обеспечить своего настоятеля. Оформить документы на переселение в далекую Венесуэлу можно было в достаточно сжатые сроки, и на семейном совете Бауманисов было принято решение – едим в Венесуэлу!

В Венесуэле

Правительство Венесуэлы для освоения отдаленных и малонаселенных регионов страны активно приглашало иммигрантов из Европы. Именно с этой целью в 1947 году в Мюнхене было открыто консульство Венесуэлы, которое склоняло население лагерей DP к переселению в эту страну Латинской Америки. В отличие от других стран, в которые пытались переселиться «перемещенные лица», Венесуэла не установила никаких ограничений ни по профессиям, ни по знанию языка, ни по возрасту, что имело важное значение для тех DP, которые достигли пред пенсионного возраста, поэтому не могли претендовать на эмиграцию в США и Канаду, но и не могли получить работу в разоренную войной Европе. В результате, уже в 1947 году в Венесуэлу переселилось 35 тысяч DP.

26 июня 1947 года епископ Рижский Иоанн (Гарклавс) подписал протоиерею Иоанну Бауманису отпускную грамоту и благословил его на отъезд в Венесуэлу. Сам Владыка Иоанн был против отъезда о. Иоанна, ведь, тем самым, он расставался с единственным человеком, которого считал своим другом, однако был вынужден согласиться с его решением. Несмотря на то, что о. Иоанн стал клириком РПЦЗ, а епископ Иоанн вошел в клир Православной Церкви в Америке (ПЦА), и в дальнейшим два Иоанна поддерживали самые теплые отношения, причем в своих письмах к Владыке Иоанну протоиерей Иоанн всегда называл его не иначе, как «Владыкой», «Архипастырем», однако на «Ты» (всегда с большой буквой).

Что же касается разных церковных юрисдикций, то о. Иоанн Бауманис всю свою земную жизнь считал церковные юрисдикции условностями, придуманными иерархией в угоду своим амбициям. Как писал он в январе 1950 года епископу Иоанну (Гарклавсу), «я начинаю сомневаться в том, имеем ли мы право называться «единой Святой Соборной Апостольской Церковью»? Куда не посмотришь, везде самочинства, анархия, везде погоня за личными интересами, а не за интересами Церкви. Тем печальнее, что личные интересы прикрываются завесой каноничности, и каждое направление ухищряется подобрать соответствующие выдержки из канонического права, защищающие их интересы. По примеру, данному возглавителями, следуют и возглавляемые, нередко перещеголяв и самих примероподателей… Мы стали Православно исповедующими сектантами, но потеряли главное – Церковность. Наша Церковь из Вселенской превратилась в национальные раздробления, а часто даже в узко политические, как, например, Московская Патриархия, Синодальная и др. …Я противник всякого раскола и юрисдикционных междоусобиц. Я беспристрастно проштудировал мне доступную литературу разных юрисдикций и пришел к заключению, что все это не от Бога, а от человеческой гордыни. Все против папского абсолютизма, но также все мы хотим быть, как маленькие «папочки». …Я пишу Тебе не как епископу, а близкому другу, который, надеюсь, поймет смятение души человека, причина которого есть хаос и самочинство в нашей Церкви»[51].

По прибытию в Венесуэлу все переселенцы на месяц помещались на большое ранчо Эль Тромпильо, где их обучали испанскому языку, условиям жизни в тропиках и тропическому земледелию. Именно в этом лагере о. Иоанн Бауманис совершил свое первое богослужение на американском континенте.

По воспоминаниям Г. Г. Волкова, приехавшего в Венесуэлу в 40-х годах XX века, «беженцы прибывали фактически без денег – международная организация выдавала каждому переселенцу по 10 долларов. И вот с таким «капиталом» приходилось начинать жизнь на новом месте. Одни взялись за кирку и лопату, другие нанимались работать в домах, садовниками или на какое-нибудь производство. Многие устроились шоферами, возили товары и продукты вглубь страны и там их продавали. Платили мало – 4-5 долларов в день, и почти все надо было отдавать за квартиру. На хорошую работу поначалу не брали, в основном из-за плохого знания языка»[52]. Сами переселенцы с трудом могли найти между собой общий язык. По словам А.-А. Баумане, во всех православных приходах Венесуэлы в конце 40-х годов XX века были «два, совершенно несовместимых друг с другом мира»: так наз. «старые эмигранты», т. е. те, которые уехали из России еще во время революции и Гражданской войны, и «новые эмигранты», т. е. советские эмигранты 40-х годов. Как писала Баумане, латышам крайне трудно было общаться со «старыми эмигрантами», которые во всех бедах, обрушившихся на Россию после 1917 года, обвиняли именно латышей[53].

**Храм Успения Пресвятой Богородицы в Altavista Catia**

Незадолго до приезда о. Иоанна Бауманиса в Венесуэлу прибыли два православных священника – о. Владимир Чекановский и о. Сергий Каргай[54]. По словам о. Иоанна, первый вначале не занимался богослужебной практикой, второй же служил в столице страны – в Каракасе. О. Сергий посоветовал Бауманису остановиться во втором по величине городе страны – в Валенсии. Уже через несколько дней после приезда о. Иоанна в Валенсию его пригласили служить также в пригороде Каракаса – в Катия, так как о. Сергий служил только в одном столичном приходе, расположенном в пригороде Лос дос Каминос. Кроме того, о. Иоанн обслуживал также приходы в Баркисименто и в Маракае. В 1948 году инженер К. Е. Гартман на своем участке земли в Кати (Каракас) решил построить деревянную, «барачного типа» церковь. О. Иоанн освятил место под церковь, однако владелец поставил условие, что впредь священник будет служить только в этом храме, что для о. Иоанна было совершенно неприемлемым. В результате, настоятелем этого храма, освященного во имя Покрова Пресвятой Богородицы, стал о. Владимир Чекановский.

По словам о. Иоанна Бауманиса, он «был здесь призван на миссионерство»[55]. И, действительно, он никогда не ограничивался работой только в тех приходах, которые он обслуживал. В Венесуэле и Колумбии он регулярно посещал места компактного проживания православных эмигрантах, служил в частных домах, в палатках, под открытым небом . Через несколько лет после приезда в Венесуэлу о. Иоанн стал совершать православную службу и на испанском языке.

Несколько лет спустя после переселения на американский континент о. Иоанн написал, что фактически он стал основателем православных общин в Венесуэле[56]. Однако, он никогда не считал, что делал что-то особенное, выходящее за рамки его пастырских обязанностей: «Я мыслю, что в Церкви Божией все мы служки, и по воле Божией каждый поставлен на свое место и служение, и каждый это должен помнить и, руководимый безмерной любовью своего Пастыроначальника – Основоположника нашего звания, должен все приносить во имя той Великой Любви, которая Богом была открыта на Голгофском Кресте»[57].

В 1948 году о. Иоанн Бауманис был назначен благочинным. Вначале за венесуэльские приходы отвечал архиепископ Сан-Паульский и Бразильский Феодосий (Самойлович, 1884-1968), который находился в Бразилии и номинально управлял всеми приходами РПЦЗ в Южной Америке, за исключением аргентинских. 11 мая 1949 года епископом Каракасским и Венесуэльским был назначен Евлогий (Марковский, 1878-1951), который даже не отправился на место своего назначения. В 1957 году была официально основана Венесуэльская епархия РПЦЗ. Во главе ее был поставлен епископ Каракасский и Венесуэльский Серафим (Свежевский, 1899-1996), однако и он находился в Венесуэле лишь эпизодически.

О. Иоанн Бауманис (слева) в Каракасе, с епископами Серафимом и Леонтием

В результате того, что сношения с правящим архиереем и с Архиерейским Синодом РПЦЗ были крайне затруднены, благочинному часто приходилось принимать решения, которые выходили за рамки его полномочий. Из-за того, что архиерей, как правило, не находился в Венесуэле, в местных приходах катастрофически не хватало самого необходимого: миро, утвари, ризницы, не было антиминсов и др. Долгое время руководство РПЦЗ совершенно не интересовалось своими малочисленными приходами в Венесуэле, они не были нужны и правительству этой католической страны. В результате, служить было так сложно, что, по словам о. Иоанна, «бывали моменты, когда хотелось, грубо говоря, бросить все и уйти в какой-либо католический монастырь. Может это бы и сделал в пылу припадка, но здравый рассудок берет вверх»[58].

В феврале 1949 года с очередной группой эмигрантов в Венесуэлу прибыл священник Петр Ступницкий, который по просьбе о. Иоанна Бауманиса был назначен настоятелем прихода в Баркисименто. В результате, за о. Иоанном остались только два прихода – в Валенсии и Маракае. Однако, так как о. Сергий Каргай уехал в США, о. Иоанну пришлось взять на себя также и окормление прихода на Лос дос Каминос. По словам о. Иоанна Бауманиса, весной 1950 года в Венесуэле было 4 православных приходов, «не считая Катии, хотя это место самое плодотворное во всей Венесуэлы для создания прихода. Во всяком случае, там мог бы быть приход численностью не менее 400-500 прихожан, но о. Владимир Чекановский приход не создает потому, что ему выгоднее быть как будто бы домовой церкви священником. Второй по величине приход – на Дос Каминос, где я теперь «временно настоятельствую». Приход имеет 200 членов, свой участок, на участке – небольшую деревянную церковку, прекрасно оборудованную. Приход в Валенсии имеет около 100 членов, оборудованную церковь в арендованном помещении. Приход в Валенсии купил дешево участок земли в пригороде и намеривается в скором будущем начать постройку своей церкви[59]. Такое же положение в Баркисименто, но там прихожан около 50 человек. В Маракае церковь находится в частном помещении, предоставленном бесплатно. Хозяин помещения на свои средства содержит церковь, на обязанность прихода выпадает только оплата причта; приход маленький, около 50 душ. Могу с гордостью сказать, что все эти приходы мною созданы и устроены, даже приход на Дос Каминос удержался только благодаря мне. Конечно, для того, чтобы группу приходов назвать епархией или даже благочинием в нашем понимании, до этого далеко».

Весной 1950 года о. Иоанн в пригороде Каракаса снял в аренду небольшой дом, в который перевез из Валенсии всю семью. По словам протоиерея Иоанна Бауманиса, жизнь в столице была дороже, чем в Валенсии, высокой была и арендная плата за жилье, однако к этому времени уже получили специальности и стали помогать семье двое старших детей священника – Юрий, который начал работать механиком счетных и пишущих машинок, и Ирина, получившая профессию медсестры[60]. Как писал о. Иоанн, «благодаря большому саду и квартиры у меня часто собираются латыши обсудить свои надобности, и иногда молодежь появляется. Наш дом стал как будто центром латышской эмиграции. Церковь является центром русской эмиграции (старой), а наш дом – латышской, и я являюсь каким-то связующим звеном этих двух эмиграций, в чем усматриваю Божие назначение»[61].

В 1952 году о. Иоанн решил принять гражданство Венесуэлы, чтобы, «если Господь пожелает, свои кости положить в эту землю, которая мне, бродяге, предоставила убежище»[62]. В 1954 года он оформил венесуэльское гражданство. Немногие священники выдерживали условия жизни в тропической стране. В 1953 году уехал в Канаду о. Владимир Чекановский, а назначенный на его место иеромонах Владимир (Гран) перешел с частью прихожан в юрисдикцию Православной Церкви в Америке. В Северную Америку стремилась перебраться и большая часть прихожан православных храмов, время от времени такое же желание появлялось и у протоиерея Иоанна Бауманиса, однако, в отличие от других клириков, «он не мог оставить приход без пастыря, а замены ему не было»[63]. По словам о. протоиерея, паства любила и уважала его, и в этих условиях было бы нечестным бросить приход и храм, не имея преемника, между тем, как «никто из священников не хочет сюда ехать, и если уеду я, то приход надолго останется без пастыря»[64].

**Закладка Собора в Каракасе 1953 Свт. Иоанном Шанхайским. Крайний справа – отец Иоанн Бауманис**

В 1953 году собрание прихода, расположенного в Дос Каминос (Каракас), приняло решение о постройке каменного храма. Как написал в июне 1953 года о. Иоанн, «собираемся строить каменную церковь, ждем утверждения плана местными властями. Есть кое-какие затруднения, чисто технического характера, но надеемся преодолеть»[65]. Простое, сердечное отношение о. Иоанна к людям способствовало тому, что на храм жертвовали не только русские, но и греки, болгары, сербы, арабы, даже местное католическое население.

Памятная запись об основании Никольского Собора в Каракасе, при настоятельстве о. Иоанна Бауманиса

В 1955 году был освящен новый храм во имя Святителя Николая, который получил статус кафедрального собора и стал духовным центром русской диаспоры в Венесуэле. Как отмечал о. Иоанн Бауманис, «для меня 1954-1955 гг. являются благодатными; в прошлом году начали строить церковь, и в течение неполного года церковь была построена и оборудована по всем правилам искусства и зодчества. Начали строить с 20 000 боливаров, и собирались эти боливары с великим трудом, и никто не думал, что выстроится такой храм, каков он на сегодняшний день, и стоимость его не 35 000 боливаров, как рассчитывали для того, чтобы был только скромный храм, а получилось 80 000 боливаров, но зато получился такой храм, что строителям и во сне не снилось, что до такого мы дойдем… Я сам собирал средства, ходил из дома в дом, из магазина в магазин и собрал больше, чем могли подумать. Даже у правительства выцарапал 5 000 боливаров, что бывает очень редко, тем более иноверцам…»[66]. Кроме того, каменные храмы были построены в Маракае (Св. Петропавловский) и в Баркисименто (Св. Николаевский). Во всех приходах были открыты воскресные школы.

Православного духовенства в Венесуэле по-прежнему катастрофически не хватало. Так, в 1956 году на всю страну приходилось пять священников (трое – клирики РПЦЗ, двое – клирики ПЦА), причем троим из них было за 70 лет, поэтому, помимо своих приходов, о. Иоанну приходилось окормлять также православных Колумбии и Суринами (Голландской Гвианы). Нагрузка была практически непосильная, поэтому в 1957 году о. Иоанн принял решение перейти в юрисдикцию ПЦА и переехать в США. Архиепископ Иоанн (Гарклавс) горячо одобрил эту идею, даже сам лично передал прошение о. Иоанна предстоятелю ПЦА митрополиту всея Америки и Канады Леонтию (Туркевичу, 1876-1965). Однако, после долгих раздумий, о. Иоанн все-таки решил остаться в Венесуэле. Как писал сам священник, в нем боролись две стихии: «обязанности по отношению к семье и пастырские обязанности», однако последние обязанности всегда превалировали над первыми: «Я привык к здешним людям, и бросить их будет очень жаль»[67].

В 1965 году ключарь Св. Николаевского кафедрального собора в Каракасе о. Иоанн Бауманис был награжден митрой, в 1975 году – саном протопресвитера.

До конца земных дней своих он оставался со своей паствой, чтобы быть похороненным в земле, которая стала для него второй родиной. Как писал о. Иоанн Бауманис, «блажен тот, кто верит в вечную жизнь и уповает на милосердие Божие, тому смерть не страшна, будь то умирающий или здесь остающийся. Слезы, проливаемые над умершим, для верующего не есть слезы отчаяния, но только слезы разлуки, а это так естественно…»[68].

Александр Гаврилин

Ссылки:

[1] Латвийский Государственный Исторический архив (далее – ЛГИА), ф. 7469, оп. 2, д.109.

[2] Stranga Aivars. Latvijas – Padomju Krievijas miera līgums 1920. gada 11. augustā. Latvijas – Padomju Krievijas attiecības 1919.-1925. gadā. Rīga: Fonds Latvijas Vēsture. 2000. – 82.-83. lpp.

[3] Труфанов Валдис. Из истории Рижской православной Духовной семинарии (1926 -1936)// Православие в Латвии. Исторические очерки. Сб. статей под ред. А. В. Гаврилина. Вып. 2. Рига: «Благовест». 1997. – С.5 -12.

[4] ЛГИА, ф. 7469, оп. 2, д.109.

[5] Там же.

[6] Сахаров С. П. Православные церкви в Латгалии (Историко-статистическое описание). Рига. 1939. – С.50.

[7] ЛГИА, ф.7469, оп.1, д.222, л.10-20;д.880; д.1043; ф.1370, оп.1, д.2345; д.2346.

[8] Там же, ф.7469, оп.1, д. 114; д.1034; д. 1039; д.1043; д.1045.

[9] Протоиерей Алексий Колосов умер 2 марта 1935 года, похоронен на Лимбажском православном кладбище.

[10] ЛГИА, ф. 7649, оп.1, д.743.

[11] No Limbažiem// «Ticība un Dzīve». 1937.g. №24. – 369. lpp.

[12] ЛГИА, ф.1370, оп.1, д.2350; Научный архив Института истории материальной культуры Российской Академии Наук (далее – НАИИМКРАН), ф.4, д.155.

[13] Протоиерей Георгий Бенигсен. Христос победитель // «Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости». Выпуск 26-27. 2003. – С.237-238.

[14] Bergmanis A. Latvijas iedzīvotāju baumas par karu 1940.-1941. gadā// Latvijas Okupācijas muzeja gadagrāmata. Varas patvaļa. Rīga. 2003. – 104.lpp.

[15] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах). Москва.1999.- С.101-103.

[16] Цит. По: Salnais V. The Church in Latvia during Soviet Russian and German Rule // Stockholm Documents. The German Occupation of Latvia. 1941-1945. What Did America Know? Editor: Andrew Ezergailis. Latvijas Vēsturnieku komisijas raksti. 5.sējums. Rīga.2007. – p. 376.

[17] В СССР Союз Воинствующих Безбожников действовал уже с 1925 года.

[18] Okupācijas varu politika Latvijā, 1939.-1991: Dokumentu krājums. Atbildīgais redaktors E. Pelkaus. Rīga:Nordik.1999.-120.lpp.

[19] Выражения В. И. Ульянова (Ленина). См.: О религии и церкви. Сборник высказываний классиков марксизма-ленинизма, документов КПСС и Советского государства. Издание второе, дополненное. Москва: Издательство политической литературы. 1981. – С.16, 39.

[20] Salnais V. The Church in Latvia during Soviet Russian and German Rule // Stockholm Documents. The German Occupation of Latvia. 1941-1945. What Did America Know? Editor: Andrew Ezergailis.Latvijas Vēsturnieku komisijas raksti. 5.sējums. Rīga.2007.- p. 375-376.

[21] Trūps-Trops Henriks. Latvijas Romas Katoļu Baznīca komunisma gados. 1940.-1990. Rīgas Romas katoļu metropolijas kūrijas izdevums. 1992.- 26.lpp.

[22] ЛГИА, ф. 7469, оп. 2, д.109.

[23] Протоиерей Георгий Бенигсен. Христос победитель // «Санкт-Петербургские Епархиальные ведомости». Выпуск 26-27. 2003. – С.241.

[24] ЛГИА, ф.7469, оп.1, д.368.

[25] Jelgavas iec. prāvests J. Baumanis. Viņa Eminences Rīgas bīskapa Jaņa Limbažu draudzes apmeklējums// «Dzīvības Vārds». 1943.g. №1. – 13.-15. lpp.

[26] Jelgavas iec. prāvests J. Baumanis. Viņa Eminences Augstisvētītā Rīgas Bīskapa Jāņa Dundagas draudzes apmeklējums// «Dzīvības Vārds». 1943.g. №2. – 33. lpp

[27] ЛГИА, ф.7469, оп.2, д.109.

[2 8 ] Личный архив протоиерея Сергия Гарклавса, «Письмо архиепископа Даниила от 21 июля 1944 года Ивану Давыдовичу (?)».

[29] AOCA. XVI.Records of Clergy. Subsection A (bishops). Archbishop John (Garklavs) of Chicago, «Доклад руководителя хозяйственной и издательской частью Экзархата епископа Рижского Иоанна Заместителю Патриаршего Экзарха Преосвященнейшему Даниилу, архиепископу Ковенскому от 24 января 1945 года».

[30] Latvija Otrajā pasaules karā (1939-1945).Apgads «Jumava». 2008. – 468, 470.lpp.

[31] ЛГИА, ф. 7469, оп.1, д.77, л. л. 106.

[32] ЛГИА, ф.7469, оп.2, д.109.

[33] Цит. по: Шкаровский М. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. Санкт-Петербург.2005. – С. 208.

[34]Архимандрит Кирилл (Начис). Сохраним лучшее наших отцов. Жизнеописание. СПБ.2006. – С.57-58.

[35] Доклад епископа Рижского Иоанна (Гарклавса) Патриарху Алексию I от 20 мая 1945 г. Документы о судьбе Тихвинской иконы Божией Матери в 1940-х гг. из фондов ГАРФ// Вестник церковной истории. 2007 г. №1 (5). Москва: ЦНЦ «Православная Энциклопедия». – С.91-133.

[36] Tihvinas Dievmātes patvērumā. Rīga. 2004. – 47.- 48.lpp.

[37] Latvija Otrajā pasaules karā (1939-1945).Apgads «Jumava». 2008. – 473.- 474.lpp.

[38] Tihvinas Dievmātes patvērumā. Rīga. 2004.-49.lpp.

[39] Все они в 1946 году вошли в состав клира РПЦЗ.

[40] Tihvinas Dievmātes patvērumā. Rīga. 2004.-50.lpp.

[41] Личный архив протоиерея Александра Гарклавса, «Богослужебный Журнал в период беженства Преосвященного Иоанна, Епископа Рижского».

[42] Там же, «Ведомость по выплате жалованья членам Архиерейского дома и служащим за май месяц 1945 г.».

[43] Личный архив протоиерея Александра Гарклавса, «Метрическая книга Латвийской епархии, временно эвакуированной в Германию».

[44] Tihvinas Dievmātes patvērumā. Rīga. 2004.-51.-52.lpp.

[45] Бенигсен Г., прот. Христос-победитель// «Вестник РХД». 1993, №168. – С.128.

[46] Иоанна (Помазанская), мон. Пастырь в годы войны// «Православная Русь». 2002 г. №22.

[47] Личный архив протоиерея Александра Гарклавса, «Богослужебный Журнал в период беженства Преосвященного Иоанна, Епископа Рижского».

[48] Мицкевич Д. Преломление эмигрантского опыта// Судьбы поколения 1920-1930-х годов в эмиграции. Очерки и воспоминания. Москва: «Русский путь», 2006. – С.312.

[49] AOCA. XVI.Records of Clergy. Subsection A (bishops). Archbishop John (Garklavs) of Chicago, «Протоиерей Леонид Ладинский. Латвийская Православная Церковь в Германии. Конец 1945 и 1946-1947 гг.».

[50] Там же, «Протоиерей Николай Виеглайс. Латвийская Православная Церковь в USA зоне».

[51] AOCA. Manuscript Division: Papers of Archbishop John (Garklavs), «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 02.01.1950 г.».

[52] Цит. по: http://www.pravaya.ru/look/7516

[53] AOCA. Manuscript Division: Papers of Archbishop John (Garklavs), «Aleksandras Baumanes vēstule bīskapam Jānim (Garklāvam) no 20.09.1949.g.».

[54] Интересно отметить, что о. Иоанн и о. Сергий были почти земляками, да и их пути в Венесуэлу были схожими. Сергий Каргай в 1942 году митрополитом Виленским и Литовским Сергием (Воскресенским, 1897-1944) был рукоположен во священники Спасо-Преображенского собора в Нарве; в 1944 году служил священником в церкви Св. благ. кн. Александра Невского в Риге; потом – эвакуация и лагеря DP, откуда – эмиграция в Венесуэлу. Через лагеря DP (лагерь Пеггец) прошел и о. Владимир Чекановский.

[55] AOCA. Manuscript Division: Papers of Archbishop John (Garklavs), «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 1 октября 1950 г.».

[56] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 18 марта 1957 г.».

[57] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 4 октября 1950 г.».

[58] AOCA. Manuscript Division: Papers of Archbishop John (Garklavs), «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 02.01.1950 г.».

[59] В 1950 году в Валенсии был построен храм во имя Знамения Божией Матери (арх. В. Э. Шеффер).

[60] AOCA. Manuscript Division: Papers of Archbishop John (Garklavs), «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 27.04.1950 г.».

[61] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 1 октября 1950 г.».

[62] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 4 декабря 1952 г.».

[63] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 6 ноября 1956 г.».

[64] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 20 июня 1956 г.». «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 9 сентября 1956 г.».

[65] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 1 июня 1953 г.».

[66] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 9 февраля 1955 г.».

[67] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 6 ноября 1956 г.»; «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 9 сентября 1956 г.».

[68] Там же, «Письмо протоиерея Иоанна Бауманиса епископу Иоанну (Гарклавсу) от 9 сентября

Протопресвитер Иоанн Бауманис

«Неизвестные» латвийские священнослужители: протопресвитер Иоанн (Jānis) Бауманис

Начало духовного пути

Православный пастырь Латвии

Духовная дружба на всю жизнь

Под советской оккупацией

При фашистском режиме

Насильственная эвакуация

Среди послевоенных беженцев

В лагере DP

В Венесуэле

Deja una respuesta

Su Santidad Cirilo, PATRIARCA de Moscú y Toda Rusia

Su Eminencia Juan, obispo de Caracas y Sudamérica

Catedral de la Resurrección

Páginas

Церковный Вестник "Под Южным Крестом"

Archivos

Enlaces relacionados

Publicaciónes

El sitio oficial de la ROCOR:

El sitio oficial de la Diócesis Sudamericana del Patriarcado de Moscú:

Iglesia Ortodoxa Serbia en Sudamérica, el sitio oficial:

Página en facebook de la Diócesis Sudamericana de la Iglesia Ortodoxa Antioquena:

Categorías